Неточные совпадения
Анализуя свое
чувство и сравнивая его с прежними, она ясно видела, что не была бы влюблена в Комисарова, если б он не спас жизни Государя, не была бы влюблена в Ристич-Куджицкого, если бы не было Славянского вопроса, но что Каренина она любила за него самого, за его
высокую непонятую душу, за милый для нее тонкий звук его голоса с его протяжными интонациями, за его усталый взгляд, за его характер и мягкие белые руки с напухшими жилами.
Друзья мои, вам жаль поэта:
Во цвете радостных надежд,
Их не свершив еще для света,
Чуть из младенческих одежд,
Увял! Где жаркое волненье,
Где благородное стремленье
И
чувств и мыслей молодых,
Высоких, нежных, удалых?
Где бурные любви желанья,
И жажда знаний и труда,
И страх порока и стыда,
И вы, заветные мечтанья,
Вы, призрак жизни неземной,
Вы, сны поэзии святой!
Пусть, пусть я подлец, она же и сердца
высокого, и
чувств облагороженных воспитанием исполнена.
Во мне зашевелилось
чувство досады. Мне показалось все это ужасно обидно, и я почувствовал долг и призвание стать
выше человека со стекляшками.
Настроение Самгина становилось тягостным. С матерью было скучно, неловко и являлось
чувство, похожее на стыд за эту скуку. В двери из сада появился
высокий человек в светлом костюме и, размахивая панамой, заговорил грубоватым басом...
Газета оказалась «Правительственным вестником», а чудак — человеком очень тихим, с большим
чувством собственного достоинства и любителем
высокой политики.
Не замечать этого она не могла: и не такие тонкие женщины, как она, умеют отличить дружескую преданность и угождения от нежного проявления другого
чувства. Кокетства в ней допустить нельзя по верному пониманию истинной, нелицемерной, никем не навеянной ей нравственности. Она была
выше этой пошлой слабости.
Малейшего повода довольно было, чтоб вызвать это
чувство из глубины души Захара и заставить его смотреть с благоговением на барина, иногда даже удариться, от умиления, в слезы. Боже сохрани, чтоб он поставил другого какого-нибудь барина не только
выше, даже наравне с своим! Боже сохрани, если б это вздумал сделать и другой!
— Я уж сказала однажды, отчего: чтоб не испортить дружбы. Равенства не будет, друзья связаны будут не
чувством, а одолжением, оно вмешается — и один станет
выше, другой ниже: где же свобода?
— Милый мой, — сказал он мне вдруг, несколько изменяя тон, даже с
чувством и с какою-то особенною настойчивостью, — милый мой, я вовсе не хочу прельстить тебя какою-нибудь буржуазною добродетелью взамен твоих идеалов, не твержу тебе, что «счастье лучше богатырства»; напротив, богатырство
выше всякого счастья, и одна уж способность к нему составляет счастье.
— Плетет кружева, вяжет чулки… А как хорошо она относится к людям! Ведь это целое богатство — сохранить до глубокой старости такое теплое
чувство и стать
выше обстоятельств. Всякий другой на ее месте давно бы потерял голову, озлобился, начал бы жаловаться на все и на всех. Если бы эту женщину готовили не специально для богатой, праздной жизни, она принесла бы много пользы и себе и другим.
Но вот младенец подает знаки жизни; я не знаю
выше и религиознее
чувства, как то, которое наполняет душу при осязании первых движений будущей жизни, рвущейся наружу, расправляющей свои не готовые мышцы, это первое рукоположение, которым отец благословляет на бытие грядущего пришельца и уступает ему долю своей жизни.
Знал ли сам Антось «простую» историю своего рождения или нет?.. Вероятно, знал, но так же вероятно, что эта история не казалась ему простой… Мне вспоминается как будто особое выражение на лице Антося, когда во время возки снопов мы с ним проезжали мимо Гапкиной хаты. Хата пустовала, окна давно были забиты досками, стены облупились и покосились… И над нею шумели
высокие деревья, еще гуще и буйнее разросшиеся с тех пор, как под ними явилась новая жизнь… Какие
чувства рождал в душе Антося этот шум?
Я ждал с жутким
чувством, когда исчезнет последней ярко — белая шляпа дяди Генриха, самого
высокого из братьев моей матери, и, наконец, остался один…
Герцен стоял
выше по своему
чувству человеческой личности.
Целованье голубей — отличительная черта, которая ставит их
выше других птиц: тут видно выражение сердечного
чувства.
И опять звуки крепли и искали чего-то, подымаясь в своей полноте
выше, сильнее. В неопределенный перезвон и говор аккордов вплетались мелодии народной песни, звучавшей то любовью и грустью, то воспоминанием о минувших страданиях и славе, то молодою удалью разгула и надежды. Это слепой пробовал вылить свое
чувство в готовые и хорошо знакомые формы.
Не смея
Противиться
чувствам высоким таким,
Давал он свое позволенье...
Если мы применим все сказанное к сочинениям Островского и припомним то, что говорили
выше о его критиках, то должны будем сознаться, что его литературная деятельность не совсем чужда была тех колебаний, которые происходят вследствие разногласия внутреннего художнического
чувства с отвлеченными, извне усвоенными понятиями.
Исполнение своего намерения Иван Петрович начал с того, что одел сына по-шотландски; двенадцатилетний малый стал ходить с обнаженными икрами и с петушьим пером на складном картузе; шведку заменил молодой швейцарец, изучивший гимнастику до совершенства; музыку, как занятие недостойное мужчины, изгнали навсегда; естественные науки, международное право, математика, столярное ремесло, по совету Жан-Жака Руссо, и геральдика, для поддержания рыцарских
чувств, — вот чем должен был заниматься будущий «человек»; его будили в четыре часа утра, тотчас окачивали холодной водой и заставляли бегать вокруг
высокого столба на веревке; ел он раз в день по одному блюду; ездил верхом, стрелял из арбалета; при всяком удобном случае упражнялся, по примеру родителя, в твердости воли и каждый вечер вносил в особую книгу отчет прошедшего дня и свои впечатления, а Иван Петрович, с своей стороны, писал ему наставления по-французски, в которых он называл его mon fils [Мой сын (фр.).] и говорил ему vous.
— «Вопросы жизни» Пирогова, — сам списал из «Морского сборника»: она давно хотела их; Кант «О
чувствах высокого и прекрасного», — с заграничного издания списал; «Русский народ и социализм», письмо к Мишле, — тоже списал у Зарницына.
Едва мать и отец успели снять с себя дорожные шубы, как в зале раздался свежий и громкий голос: «Да где же они? давайте их сюда!» Двери из залы растворились, мы вошли, и я увидел
высокого роста женщину, в волосах с проседью, которая с живостью протянула руки навстречу моей матери и весело сказала: «Насилу я дождалась тебя!» Мать после мне говорила, что Прасковья Ивановна так дружески, с таким
чувством ее обняла, что она ту же минуту всею душою полюбила нашу общую благодетельницу и без памяти обрадовалась, что может согласить благодарность с сердечною любовью.
Целую ночь я бежал по дороге, но когда рассвело, я боялся, чтобы меня не узнали, и спрятался в
высокую рожь. Там я стал на коленки, сложил руки, поблагодарил отца небесного за свое спасение и с покойным
чувством заснул. Ich dankte dem allmächtigen Gott für Seine Barmherzigkeit und mit beruhigtem Gefühl schlief ich ein.
Анна Гавриловна, — всегда обыкновенно переезжавшая и жившая с Еспером Иванычем в городе, и видевши, что он почти каждый вечер ездил к князю, — тоже, кажется, разделяла это мнение, и один только ум и
высокие качества сердца удерживали ее в этом случае: с достодолжным смирением она сознала, что не могла же собою наполнять всю жизнь Еспера Иваныча, что, рано или поздно, он должен был полюбить женщину, равную ему по положению и по воспитанию, — и как некогда принесла ему в жертву свое материнское
чувство, так и теперь задушила в себе
чувство ревности, и (что бы там на сердце ни было) по-прежнему была весела, разговорчива и услужлива, хотя впрочем, ей и огорчаться было не от чего…
И ей казалось, что сам Христос, которого она всегда любила смутной любовью — сложным
чувством, где страх был тесно связан с надеждой и умиление с печалью, — Христос теперь стал ближе к ней и был уже иным —
выше и виднее для нее, радостнее и светлее лицом, — точно он, в самом деле, воскресал для жизни, омытый и оживленный горячею кровью, которую люди щедро пролили во имя его, целомудренно не возглашая имени несчастного друга людей.
пел выразительно Веткин, и от звуков собственного
высокого и растроганного голоса и от физического
чувства общей гармонии хора в его добрых, глуповатых глазах стояли слезы. Арчаковский бережно вторил ему. Для того чтобы заставить свой голос вибрировать, он двумя пальцами тряс себя за кадык. Осадчий густыми, тягучими нотами аккомпанировал хору, и казалось, что все остальные голоса плавали, точно в темных волнах, в этих низких органных звуках.
Налетов (Хоробиткиной). А скажите, пожалуйста: по вашему мнению, какое
чувство выше: любовь или дружба?
Вид городской тюрьмы всегда производит на меня грустное, почти болезненное впечатление.
Высокие, белые стены здания с его редкими окнами, снабженными железными решетками, с его двором, обнесенным тыном, с плацформой и мрачною кордегардией, которую туземцы величают каррегардией и каллегвардией, — все это может навести на самого равнодушного человека то тоскливое
чувство недовольства, которое внезапно и безотчетно сообщает невольную дрожь всему его существу.
Странного рода
чувства его волновали: в продолжение всего предыдущего разговора ему ужасно хотелось поспорить с Белавиным и, если возможно, взять нотой
выше его; но — увы! — при всем умственном напряжении, он чувствовал, что не может даже стать на равную с ним высоту воззрения.
Ему как-то нравилось играть роль страдальца. Он был тих, важен, туманен, как человек, выдержавший, по его словам, удар судьбы, — говорил о
высоких страданиях, о святых, возвышенных
чувствах, смятых и втоптанных в грязь — «и кем? — прибавлял он, — девчонкой, кокеткой и презренным развратником, мишурным львом. Неужели судьба послала меня в мир для того, чтоб все, что было во мне
высокого, принести в жертву ничтожеству?»
Говоря этим
высоким слогом, слово за слово, он добрался наконец до слова: супружество. Юлия вздрогнула, потом заплакала. Она подала ему руку с
чувством невыразимой нежности и признательности, и они оба оживились, оба вдруг заговорили. Положено было Александру поговорить с теткой и просить ее содействия в этом мудреном деле.
Все было то же, только все сделалось меньше, ниже, а я как будто сделался
выше, тяжелее и грубее; но и таким, каким я был, дом радостно принимал меня в свои объятия и каждой половицей, каждым окном, каждой ступенькой лестницы, каждым звуком пробуждал во мне тьмы образов,
чувств, событий невозвратимого счастливого прошедшего.
Княгиня Вера с неприятным
чувством поднялась на террасу и вошла в дом. Она еще издали услышала громкий голос брата Николая и увидела его
высокую, сухую фигуру, быстро сновавшую из угла в угол. Василий Львович сидел у ломберного стола и, низко наклонив свою стриженую большую светловолосую голову, чертил мелком по зеленому сукну.
— Петр Степанович рассказал нам одну древнюю петербургскую историю из жизни одного причудника, — восторженно подхватила Варвара Петровна, — одного капризного и сумасшедшего человека, но всегда
высокого в своих
чувствах, всегда рыцарски благородного…
Матвей Лозинский, разумеется, не знал еще, к своему несчастью, местных обычаев. Он только шел вперед, с раскрытым сердцем, с какими-то словами на устах, с надеждой в душе. И когда к нему внезапно повернулся
высокий господин в серой шляпе, когда он увидел, что это опять вчерашний полицейский, он излил на него все то
чувство, которое его теперь переполняло:
чувство огорчения и обиды, беспомощности и надежды на чью-то помощь. Одним словом, он наклонился и хотел поймать руку мистера Гопкинса своими губами.
Впереди пятой роты шел, в черном сюртуке, в папахе и с шашкой через плечо, недавно перешедший из гвардии
высокий красивый офицер Бутлер, испытывая бодрое
чувство радости жизни и вместе с тем опасности смерти и желания деятельности и сознания причастности к огромному, управляемому одной волей целому.
Поздравив меня с
высоким саном и дозволив поцеловать себя в плечо (причем я, вследствие волнения
чувств, так крепко нажимал губами, что даже князь это заметил), он сказал: „Я знаю, старик (я и тогда уже был оным), что ты смиренномудрен и предан, но главное, об чем я тебя прошу и даже приказываю, — это: обрати внимание на возрастающие успехи вольномыслия!“ С тех пор слова сии столь глубоко запечатлелись в моем сердце, что я и ныне, как живого, представляю себе этого сановника,
высокого и статного мужчину, серьезно и важно предостерегающего меня против вольномыслия!
Гораздо труднее понять
чувства, волновавшие при этом нас, подписавших упомянутый
выше журнал.
Стыдно вспомнить потому, что я не должен был сметь говорить ей этого, потому что она неизмеримо
выше стояла этих слов и того
чувства, которое я хотел ими выразить.
Зотушка так и сделал. Прошел рынок, обошел фабрику и тихим незлобивым шагом направился к
высокому господскому дому, откуда ему навстречу, виляя хвостом, выбежал мохнатый пестрый Султан, совсем зажиревший на господских хлебах, так что из пяти
чувств сохранил только зрение и вкус. Обойдя «паратьнее крыльцо», Зотушка через кухню пробрался на половину к барышне Фене и предстал перед ней, как лист перед травой.
Шалимов. Любовь! Я смотрю на нее серьезно… Когда я люблю женщину, я хочу поднять ее
выше над землей… Я хочу украсить ее жизнь всеми цветами
чувства и мысли моей…
Как сказано
выше, одна только необходимость, одна забота о батраке и восстановлении хозяйственного порядка могли заглушить на минуту скорбь, таившуюся в сердце старика. Порешив дело и освободившись таким образом от сторонних забот, Глеб снова отдался весь отцовскому
чувству и снова обратил все свои мысля к возлюбленному сыну. Он не заметил, как выбрался из села и очутился в лугах.
В большинстве случаев, к напыщенности прибегают люди, совсем непричастные
высоким мыслям и
чувствам, а именно: шпионы, кровосмесители, казнокрады и другие злокачественные вереда общественного организма.
Действительно, влияние
высоких мыслей и
чувств на жизнь практическую, обыденную, до сих пор представляется не особенно решительным…
Глядя на потолок, как бы припоминая, он с чудесным выражением сыграл две пьесы Чайковского, так тепло, так умно! Лицо у него было такое, как всегда — не умное и не глупое, и мне казалось просто чудом, что человек, которого я привык видеть среди самой низменной, нечистой обстановки, был способен на такой
высокий и недосягаемый для меня подъем
чувства, на такую чистоту. Зинаида Федоровна раскраснелась и в волнении стала ходить по гостиной.
В
чувстве Долинского к Анне Михайловне преобладало именно благоговейное поклонение
высоким и скромным достоинствам этой женщины, а вместе и глубокая, нежная любовь, чуждая всякого знакомства с страстью.
Нанеся этот удар своей подруге, Червев утешал ее, и очень успешно, тем, что мог найти в ее патриотическом
чувстве, которое в ней было если не
выше материнского, то по крайней мере в уровень с ним: она нашла облегчение в том, что молилась в одной молитве о сыне и о России.
Она в юбках и
высоких ботинках лежит неловко на кровати без
чувств.
Но сестра ее… ах! какое неземное
чувство горит в ее вечно томных, унылых взорах; все, что сближает землю с небесами, все
высокое, прекрасное доступно до этой чистой, пламенной души!
Я засмеялся. Тит был мнителен и боялся мертвецов. Я «по младости» не имел еще настоящего понятия о смерти… Я знал, что это закон природы, но внутренно, по
чувству считал себя еще бессмертным. Кроме того, мой «трезвый образ мыслей» ставил меня
выше суеверного страха. Я быстро бросил окурок папиросы, зажег свечку и стал одеваться.